глава из книги "Гностическая философия"
Author: Тобиас Чёртон
Submitted by: Ziatz   Date: 15.01.2009 00:22
Comments: (0)   Ratings:
No comments yet
Тобиас Чёртон
РЫЦАРИ ТАМПЛИЕРЫ
(Глава VII из книги «Гностическая философия — от древней Персии до наших дней»)

Люди из Бробарца из всего лагеря приехали посмотреть на зрелище тамплиеров, которые были великолепно построены, хотя их щиты были помяты продырявлены копьями, как и посечены мечами.
Вольфрам фон Эшенбах, «Парцифаль».


Распространено ошибочное представление, что интеллектуальный контакт между исламом и христианством был прерогативой крестоносцев, начиная примерно с 1099 г., когда первый крестовой поход дал Годфриду Бульонскому, герцогу Нижнего Лорэна, контроль над Иерусалимом — после трёх лет сражений и 461 года мусульманского правления. Но ко времени первого крестового похода исламская территория уже граничила с Португалией, королевствами Лионским, Кастильским, Арагонским и провинцией Каталония. Тем временем в норманском графстве Сицилия христианские модницы стали носить вуали, подражая своим мусульманским соседкам. Однако, может было мало сомнений в том, что крестовые походы, хотя и имевшие целью поразить ислам так сильно, как только возможно, ускорили процесс культурного обмена — и б`ольшая часть его шла в одном направлении — с востока на запад. Фактически, самой предпосылкой крестовых походов было то, что на востоке есть что-то стоящее обладания. И действительно, крестоносцы нашли там больше, чем рассчитывали. В течение 50 лет первого крестового похода переводческая школа в Толедо поставляла переводы трудов арабского происхождения на латынь в процветающий город, находившийся менее чем в 20 милях от территории Альморавида.*1
11 ноября 1100 г. наследник Годфрида, его брат Болдуин, был коронован королём Иерусалима. В последующие 18 лет Святая Земля, похоже, прочно угнездилась в головах франкских рыцарей. Капеллан Болдуина, Фульше Шартрский, спрашивал своих читателей:

«Рассмотрите и поразмыслите: как мы, бывшие жителями запада, стали восточными людьми: те, кто были итальянцами или французами, стали галилеянами или палестинцами; те, кто жили в Реймсе или Шартре, теперь граждане Тира или Антиохии. Мы забыли наши родные места... Некотрые женились — на сирийках, армянках или даже арабках, получивших благодать крещения, и имеют детей и даже внуков. ... Один обрабатывает свои виноградники, другой — свои поля; те, кто в своих родных странах были бедны, теперь обогащены Богом. Зачем им возвращаться на запад, когда восток столь благоприятен?»*2

Перед лицом тысячи отвлекающих факторов некоторым из рыцарей было ясно, что после того, как они получили награду, их склонности почить на лаврах и осесть в этих местах могло угрожать воздвижение нового христианского идеала. Так родились «бедные братья-воины Иисуса Христа», монахи-воины, особая христианская милиция. Их официальной целью было защищать паломников, которые со всего мира приходили увидеть места рождения и распятия Христа. Имена основателей этого учреждения дошли до нас как Хью де Пэен (из Шампани, ветеран Святой Земли) Годфруа де Сент-Омер (фламандский рыцарь), Пэен де Мондидье, Аршамбо де Сент-Аньян, Андре де Монбард, Жофрэ Бизоль (или Бизо) и двое, у которых мы знаем лишь их христианские имена — Россаль (или Роланд) и Гондемар. У этих рыцарей были сильные связи — племянником Андре де Монбара был Бернар де Клэрво, мистик, святой аскет и популярный основатель Ордена Цистерцианцев. (Позже он, поначалу с некоторым успехом, проповедовал против катаров и других еретиков Лангедока в 1140-х годах).
Встречу братьев-воинов обычно датируют 1119 г., но возможно, что эта идея впервые появилась ещё в 1111 или 1112 г. Новый король, Болдуин II (двоюродный брат предыдущего) был под впечатлением их идеалов и самодисциплины. Они приняли обеты бедности, целомудрия, повиновения и поклялись защищать королевство. Для среднего рыцаря эти обеты представляли тяжёлую жертву — ведь даже у монаха была келья, где он мог спрятаться от мира. А рыцари постоянно подвергались максимальным искушениям. Болдуин, учтя их жертвенность и общую полезность, предложил им в качестве базы так называемые Соломоновы стойла, находившиеся на месте, где как считалось, раньше находился храм Соломона, и так бедные братья-воины стали рыцарями храма Соломона — рыцарями-тамплиерами.
13 января 1129 г., после воззвания, адресованного Бернаром де Шавро папе Хонорию II от имени тамплиеров, было созвано собрание в Труа (графство Шампань). Задачей его была ратификация 72 статей, составлявших первый Устав Храма. Это был призыв Бернара к чистой и святой жизни, основанный на общественном благе за счёт личного. Члены должны были носить белую накидку, украшенную лишь красным крестом,*3 а в холодную погоду — плащ из простой шерсти. Не демонстрируя гордости, они должны были ухаживать за больными христианами и сражаться с максимальным энтузиазмом — выше уровня, обычно ожидаемого от солдата. Члены должны были пожертвовать свою собственность ордену. Устав был очень строгим и идеалистичным, и в конце имел предостережение: «Все вышеизложенные заповеди оставлены на усмотрение Мастера» — а не папы. Как только папское одобрение было получено, тамплиеры стали делать добавления к Уставу. За время до роспуска Ордена Тамплиеров было добавлено ещё шестьсот статей.
Идейная привлекательность Ордена Тамплиеров была огромной. Как только распространилась весть о нём, сотни рыцарей собирались, чтобы в него вступить. В нём было многое, привлекавшее рыцарей: таинственное путешествие на священный Восток, высочайшие идеалы, оставление личных проблем, одобрение Богом и его представителем, социальный и политический статус, независимость духа, возможность и сражаться, и вести святую жизнь, и превыше всего, реальный и ясный смысл.
Вскоре в результате многих пожертвований земель и собственности со всего христианского мира орден стал богатым, а тамплиеры могли наслаждаться тем парадоксом, что сами они инвестировали в бедность. Орден не раздавал своих денег и становился ещё богаче — он ссужал деньги под процент монархам Европы и ввёл чековую систему, тем поспособствовав росту европейского капитализма. Они также сражались до смерти за Христа. Они были храбрыми и дисциплинированными, и враги их очень боялись. Они были скрытными, и тем дали богатую почву для легенд, разраставшихся вокруг них в отсутствие проверенных фактов.
А затем всему этому пришёл конец. В течение 16 лет после падения Акры тамплиеры были изгнаны со святой земли Палестины (тем самым лишившись своего первоначального смысла существования), Жак де Молэ, мастер Храма Иерусалима, был арестован вместе с 5000 французскими тамплиерами. Порочным (и разорённым) Филиппом Красивым, королём Франции, они были объявлены врагами человечества. Это произошло 13 октября 1307 г. Тамплиеров обвиняли во всём, что только могло потрясти вульгарное воображение богобоязненного католика: содомии, надругательстве над распятием, отрицании Иисуса, целовании эрогенных зон друг друга, а увенчивало все эти обвинения поклонение бородатому идолу по имени Бафомет. Но основе этих обвинений не только французские тамплиеры были арестованы и в течение семи лет подвергались пыткам, но и выросла целая индустрия спекуляций, которая до сих пор не выказывает признаков ослабления. Короче говоря, не только предполагалось, но и заявлялось как очевидный факт, что в своей независимости от обычных феодальных ограничений рыцари-тамплиеры стали организацией посвящённых гностиков.*4
Как в большинстве умозрительных построений, явные факты склонны приуменьшаться. Во-первых, тамплиеры были военным орденом, а гностическая вера не видит в этом мире ничего такого, за что стоило бы идти убивать, и уж тем более — не за недвижимость из мёртвого камня, будь то в Иерусалиме или где-либо ещё. Крестовые походы часто выливались в оргии дикого кровопускания, и рыцари-тамплиеры несомненно тоже были участниками этих жестокостей, причём признававшихся как таковые уже в XII и XIII столетиях. Во-вторых, действия против тамплиеров были предприняты королём Франции, и никоим образом не были инициированы папским престолом, который бы мог опасаться неортодоксального военизированного ордена, базирующегося по всему христианскому миру. В действительности, папа делал всё, что было в его (ограниченных) силах, чтобы предупредить и пригасить манию французского короля против тамплиеров. Жестокосердный Филипп, по своим понятиям, имел достаточные основания уничтожить тамплиеров, не беря в расчёт оскорбления религии. Он пытался вступить в орден, и ему — королю Франции — было отказано. В-третьих, был ещё один простой факт — богатство тамплиеров. Они даже присматривали за королевской сокровищницей, в нескольких шагах от королевского дворца в Париже.
Давайте всё же взглянем на малочисленные свидетельства в пользу того, что Орден Храма был неортодоксальным.*5 Вступая в тамплиеры, рыцарь предупреждался, что будет исключён за симонию, содомию, хищения, ересь, заговор с целью измены, убийство христианина (католика), разглашение секретов своего конклава, отступление от двух и менее противников, и покидание дома не через ворота. Это достаточно ясно, но были и расширения.
29 марта 1139 г. папа Иннокентий объявил мастеру Храма, Роберу Краону, что отныне тамплиеры имеют право назначать своих собственных капелланов (ответственных перед мастером, а не перед каким-либо епископом). Им также предоставлялось право строить свои собственные церкви и не платить церковную десятину любому церковнику (включая право взымать её), и наконец, тамплиеры освобождались от всякой власти, кроме папской. Тамплиеры знали, что власть была склонна колебаться пропорционально тому содействию, которое папа мог получить от феодальных князей. Фактически, орден стал сам по себе королевством. Затем Робер де Краон предпринял любопытный ход: перевод устава с почти непонятного латинского на обычный французский. И там вкралось одно изменение, которое нельзя списать просто на ошибку переписчика. Первоначальное правило запрещало любые контакты с теми, кто был отлучён от католической церкви. Быть отлучённым означало для католика ужасные вещи. Он или она были отрезаны от божьей благодати до самой смерти, да и после неё.
Французское же правило*6 гласило: «Туда, где как вы знаете, собираются отлучённые рыцари, мы повелеваем вам отправиться; и если есть среди них желающие вступить в Орден, вы должны печься не столько о мирской выгоде, сколько о вечном спасении их душ. Ни в каких прочих случаях братья Храма ни в какие контакты с явно отлучёнными вступать не должны.»
Это правило было тайным и читалось только новым членам при их посвящении в орден. Новое правило открывало орден для многих потенциальных новобранцев, некоторые из которых могли быть очень богаты, и среди которых могли быть как раскаявшиеся, так и не раскаявшиеся еретики. Правило показывает поразительный уровень независимости от обычной католической жизни, но отлучение применялось не только в случаях ереси. Бароны отлучались за убийство священников или притеснение материальных прав Церкви. Однако, эта поправка демонстрирует снисхождение, которое могло привести к принятию еретиков или подозреваемых в ереси. Тем не менее, ясно, что правило было твёрдым в той части, мог ли быть еретик тамплиером — оно утверждало, что не может.
Можно привести в пример случай Бертрана де Бланшфора, ставшего мастером Храма в 1156 г., родовое поместье которого было в Лангедоке, а затем проникновение в орден катарских «совершенных». В своей книге «Священная кровь и священный Грааль» Бэйджент, Линколн и Лей утверждают, что Бланшфор был «благородным человеком, симпатизировавшим катарам», но не предоставляют свидетельств этому двусмысленному утверждению, и ловко связывают его с «господином Бланшфора», который «боролся на стороне катарского лидера Рэмона-Роже Тренкавеля».*7
Во-первых, Бертран де Бланшфор умер 2 января 1169 г. — за сорок лет до первого альбигойского крестового похода против катаров. Во-вторых, Рэмон-Роже Тренкавель определённо не был предводителем катаров. Нет даже свидетельств, что он вообще был катаром. Его главным занятием была защита виконтства Каркасонского от двойной угрозы — как со стороны графа Тулузского, так и со стороны крестоносцев под предводительством Симона де Монфора, среди которых, надо подчеркнуть, официально были рыцари-тамплиеры, тоже участвовавшие в массовых убийствах тех, кого считали еретиками.

Тамплиеры и катары
Если Бертран де Бланшфор и симпатизировал катарам в 1150-х годах, он всего лишь практиковал галантное обхождение, которое столь многие дворяне его местности распространяли на этих таинственных и искренних проповедников. Возьмите это, а также подложно цветистую идентификацию «замка Грааля», Монсальвата (Мунсальвэше) из «Парцифаля» Эшенбаха,*8 с катарской крепостью Монсегюр, и от утверждений книги «Священная кровь и священный Грааль» о сильных и определяющих связях между катарами и рыцарями-тамплиерами мало что останется.
Почему же отождествление Монсегюра с Монсальватом из «Парцифаля» является ложным? Во-первых, он не был предложен для использования катарами до 1204 г. и не становился важной катарской цитаделью до 1226 г., когда начался второй альбигойский крестовый поход; в то время как Бэйджент, Линкольн и Лей сами датируют «Парцифаль» примерно 1195–1216 годами. Во-вторых, фон Эшенбах говорит, что рассказанная им история произошла задолго до того, как он её описал, что опять исключает любую историческую идентификацию замка Грааля с Монсегюром.* В-третьих, фон Эшенбах помещает своих «храмовников»*9 в замке — и крайне маловероятно, чтобы этот замок был замком Монсегюр, учитывая роль тамплиеров в крестовом походе против катаров. Кроме того, мы знаем, кто охранял Монсегюр — и это были не тамплиеры.*10 В-четвёртых, «Парцифаль» — не историческое свидетельство, а произведение художественной литературы. Всякий читавший этот шедевр скоро осознаёт, насколько абсурдно связывать этот рассказ, написанный для развлечения рыцарей, с пропагандой тайной ереси. Его послание простое: каждый рыцарь, не важно, как груб он сначала и какие искушения он переживает, имеет шанс достичь своего собственного Грааля, своего собственного идеала, и быть спасённым.** Этот документ мог привлечь новобранцев в ряды тамплиеров, но не катаров, которые относились к его преувеличениям с терпимостью, как к чему-то забавному. Вольфрам фон Эшенбах, несомненно, разделял отвращение многих трубадуров и еретиков к лицемерию священников, которые не жили согласно своим проповедям, но к достойному католическому священнику он проявлял лишь почтение: «Нужно доверять священству. На земле вы не увидите ничего подобного священнику. Его уста произносят Страсть, которая сводит наше проклятие в ничто. В свою освящённую руку он принимает высший Обет, когда либо данный. Когда священник так блюдёт своё поведение, что может выполнять свой долг целомудренно, как возможно ему вести жизнь более святую?» («Парцифаль», гл. 9). Парцифаль — добрый католик, а также и эффективный убийца.
Дальнейший свет на отношения между тамплиерами и катарами проливает французский историк Рэмон Резников. Его книга «Катары и тамплиеры» — нечто вроде учёного противоядия от диких крайностей тех, кто наживается на теориях заговора. Согласно Резникову, кроме той очевидной связи, что и тамплиеры, и катары подавлялись из-за взаимных интересов государства и церкви, единственная серьёзная симпатическая связь происходит из воображения масонов XVIII в. Резников пишет:
«Тамплиерская мифология, сфабрикованная в XVIII веке в немецких ложах тщеславием масонов, желавших присоединить себя к более доблестной в их глазах традиции, нежели строители стен, была значительно усилена в течение религиозных споров XIX в. С одной стороны, ультра-роялисты представляли тамплиеров, вместе с катарами, как деятелей сродни революционерам, желавшим дестабилизировать папство и общественный порядок путём распространения отвратительных доктрин. С другой стороны, согласно антиклерикальным республиканцам, тамплиерские мученики, преемники мучеников катарских, стали “мудрецами, негодовашими при виде того, как народ подавляется и оскорбляется в лучших чувствах королями, суеверными крепостными крестьянами и интригами священства” [Маркиз де Конкордэ].»*11
_______
* Монсальват также иногда отождествляют и с замком Монсеррат в Испании. — Прим. пер.
** Роман этот является всецело аллегорическим. Краткое объяснение его смысла можно найти в книге М. Генделя «Учение розенкрейцеров в вопросах и ответах», вопрос 175, и в других его работах. — Прим. пер.

Сегодня, конечно, имеются масонские тамплиеры, основанные после «Речи», поднятой Шевалье Рэмсэем в 1736 г., где он соединил масонство с рыцарскими орденами времён крестовых походов. Рэмсэй не говорил конкретно о тамплиерах, но слово «храм» (temple) подействовало магически и вызвало эту идентификацию. Никто никогда не называл свою ложу «госпиталем», так что рыцари-госпитальеры св. Иоанна занимали в интересах масонов уже второе место после кровавых тамплиеров. Фактически, книга Резникова показывает, что госпитальеры имели больше связей с благородными катарскими семьями Лангедока, чем тамплиеры. Приведённая им карта показывает, что присутствие тамплиеров в этом регионе в сравнении с присутствием госпитальеров было незначительным. (Книга даёт прекрасную раскладку мест и народностей, связанных с госпитальерами, катарами и тамплиерами).
Работа Резникова делает совершенно ясным, что никакого конкордата или взаимных интересов у катаров с тамплиерами не было, и что предполагаемые связи их с масонами — просто детские фантазии. В связи с этим утверждением примечателен очаровательный рассказ Резникова о двух трупах.
В 1211 г., сражаясь на войне, начатой двумя годами ранее северными баронами, предводительствуемыми Симоном де Монфором (альбигойский крестовый поход против катаров), граф Рэмон VI Тулузский поручил защиту Монферрана в Логрэ своему брату Бодуа. Во время битвы Бодуа переметнулся на сторону Монфора и продолжал сражаться на его стороне и в битве при Мюрэ (1213) против союзника своего брата, короля Пейре II Арагонского.
Арагонский король, надежда защитников катаров, был убит. Но в феврале 1214 г. Бодуа сам был захвачен спящим в Лолми, Керси, откуда он был доставлен в Монтобан ко двору Рэмона VI и приговорён к смерти за измену. И это рыцари-тамплиеры потребовали выдать им его тело и поместили их в церковь своего монастыря в Вилледьё.
Это событие в чём-то отражает события вечера после решающей битвы при Мюрэ, произошедшей за год до этого. По разрешению Симона де Монфора именно госпитальеры св. Иоанна Иерусалимасого (орден, который был старым соперником тамплиеров) забрали тело Пейре II Арагонского сначала на своё кладбище в Тулузе, а оттуда — в свой монастырь в Сиене, Арагон. Мать короля Пейре, Санча, основала монастырь для сестёр Ордена св. Иоанна. Выживший сын Пейре, теперь заложник Симона де Монфора, гордого убийцы тысяч катаров, теперь был отдан на попечение Гийома де Монтредона, мастера Храма в Арагоне.
Ясно, что эти и другие события периода, подробно описанные в книге, показывают, на чьей стороне были тамплиеры. Тот факт, что тамплиеры жили с поместий, данных им на основании явного понимания, что они будут поддерживать католическую церковь — да и сами основы их деятельности требовали рассматривать катаров как еретиков и врагов Рима. И к святому Граалю это не имело никакого отношения.
Рэмон Резников совершенно ясно говорит о природе настоящих тамплиеров: «Средневековые рыцари не вступали в военные ордена, чтобы познакомиться с метафизическими идеями или интеллектуальными умозрениями. Истинное посвященческое знание этой эпохи открывалось в других местах, в библиотечных центрах великих аббатств, таких как Лерэн, Сент-Виктор или Монмажур в Миди и Провансе, Глэстонбери — на Британских островах и в Боббио в Ломбардии». Более того, «эзотеризм XII и XIII веков был столь же научен, как эзотеризм древности, и не имел ничего общего с прискорбными обвинениями инквизиции в адрес тамплиеров: злобными и скандальными темами, которые извлекаются на свет и используются против всех противников католической церкви с самого её рождения.»*12
Духовность тамплиеров отличалась от духовности катаров: «Духовность Ордена Храма, вдохновляемая духовностью св. Бернара, возносила почитание Девы Марии, восхваляла иудейскую Библию [в отличие от катаров] и не представляла себя без нерушимой верности Церкви».*13
Так что же было у них общего? Обе группы стали жертвами альянсов между папством и Капетингами, и обе группы связывались с теоретическим и пограничным масонством — как приверженцами, так и врагами этих групп, что каждые делали в своих целях. А связь грааль-тамплиеры-катары, только отвлекающая от сути дела, по рассмотрении испаряется и рассеивается в воздухе. Но предполагавшаяся связь тамплиеров и катаров не единственный путь поиска свидетельств того, что Орден Храма не был ортодоксальным.
По некой причине последний мастер Иерусалимского Храма, Жак де Молэ, вступив в должность в 1293 г., изменил напутственные слова прощения и благословения, обращаемые мастером к исповедующимся грешникам в конце служб Храма по всему христианскому миру. До Молэ слова гласили: «Я даю вам это прощение и во имя Бога, и Девы Марии, и св. Петра, и св. Павла, и вас самих, давших мне эту власть.» Изменения, введённые Молэ, допускали прощение и не исповеданных грехов: «Я прощаю вам проступки, которые из-за стыда плоти или боязни суда дома, вы не исповедовали».*14
Это изменение могло быть благонамеренным, и конечно было либеральным в тот нелиберальный век, но тем не менее оно было основательным и могло легко пониматься в том смысле, что все грехи, а не только обычные нарушения дисциплины, прощались. Это могло привести к вырождению или даже экзотическим нововведениям внутри ордена, уже близкого к своему концу после двух столетий существования. Могут возразить, что ненормальности в поведении (для того времени), в которых признались после сильного психологического давления и самых ужасных физических пыток доминиканской инквизиции были, если и не чистыми фабрикациями, то редкими действиями тех, кто было освобождён от обязательства исповедоваться, и не характерными для ордена в целом. Однако есть по крайней мере три признания, в одном из которых фигурирует имя Жака де Молэ, могущих указывать на некую доктринальную дезориентацию внутри ордена при последнем мастере.
Годфруа де Гонневиль, наставник ордена в Аквитании и Пуату, спас свою шкуру (и был осуждён на пожизненное заключение), дав показания инквизиции во Франции, что некие неназванные люди в ордене говорили злые и извращённые правила и заклинания, введённые братом Ронселеном, прежним мастером ордена. Между 1248 и 1250 г. Ронселен де Фо был мастером Прованса, а между 1251 и 1253 г. — мастером Англии. Где-то между 1260 и 1278 годами он снова был мастером Прованса. Прованс был областью, богатой катарскими ересями, и вовсе не исключено, что он принял катарские идеи или терпимо к ним относится, и рассказывал о них в английских храмах. В общем считалось, что катары отвергали ту доктрину, что распятие Христа сделало возможным спасение, и негодовали на образ распятия, считая его скорее дьявольским, нежели божественным символом. Этим можно объяснить случаи надругательства над крестом, если таковые вообще были.
В июне 1311 г. в Лондоне, без пыток, но перед представителями инквизиции, Стефан де Стапельбрюгге признался, что ему показывали распятие и наставляли его отрицать, что «Иисус был Богом и человеком, а Мария была его матерью».*15 Опять же это можно объяснить тем, что тут подразумевается знакомая катарам идея, что Иисус был полностью духовным аватарой из Царства Света, свободный от материи и только кажущийся плотским.*16 Конечно, именно такого сорта вещи желала услышать инквизиция.
Более интересное признание было получено от Джона Стока, ранее казначея лондонского храма и личного знакомого английских королей Эдварда I и Эдварда II. Хотя ранее он отвергал все обвинения, позже он сказал, что что во время своего визита в отделение храма в Гарвэе, Хирфордшир (остатки которого можно ещё видеть), Жак де Молэ заявлял, что Иисус был «сыном некой женщины, и поскольку он говорил, что он Сын Божий, он был распят». Потому он должен был отрицать Иисуса. Ему было сказано верить только в «великого всемогущего Бога, создавшего небо и землю, а не в распятие». Это никоим образом не заявление катара, ни даже что-то похожее на это. Но это конечно было бы вовсе не неуместно в устах араба (с которыми Джон Сток много имел дело), либо зороастрийца, иудея, мандея или герметиста.
Что касается идеи, что Жак де Молэ был тайным мусульманином, нужно учитывать, что он начал свою работу в должности мастера с основанной на двадцативосьмилетней активной службе в Святой Земле решимостью изничтожить мусульманскую власть где только возможно. Он порицал своего предшественника за мирные соглашения с иноверцами. Его даже пугал интерес южных тамплиеров к литературе.*17 Более того, у Молэ были враги внутри самого ордена, такие как Хью де Пэро, ставший казначеем парижского храма в 1307 г., человек, считавший, что ему не дали занять пост мастера из-за интриг Молэ. Возможно, у Джона Стока создалось впечатление, что если он будет поносить Жака де Молэ, орден в Англии может быть спасён или восстановлен позже. Но все надежды на это были разбиты в следующем году.
3 апреля 1312 г. папа Климент официально и навечно распустил Орден Тамплиеров. 18 марта 1314 г. двое стариков, претерпевших уже много издевательств, Жак де Молэ и Жофрэ де Шарнэ, были сожжены живьём на острове на р. Сена; при этом Молэ отрёкся от всех своих прежних признаний и объявил себя невиновным. Филипп Красивый, наблюдавший это зрелище, был проклят мастером во время его долгих смертных мук, и это правда, что оба — и король Франции, и папа, которого он контролировал, к концу года были уже мертвы. Французское королевство на целое столетие постиг период позорных поражений, который обессмертил Морис Дрюон в своих драматических романах «Проклятые короли».
Что же касается нашего основного вопроса о неортодоксальных верованиях ордена, остаётся только два главных вопроса: предполагаемая связь между тамплиерами и столь же предполагаемо гностическим священным Граалем, а также с идолом Бафометом, в поклонении которому они обвинялись. Обсуждая эти проблемы, мы оказываемся в положении бегуна, пытающегося в ботинках со свинцовыми подошвами преодолеть болото, и гадающего, удастся ли ему достичь хотя бы ближайшего забора, не говоря уже о потерянном горизонте.

Тамплиеры и Грааль
В 1204 г. рыцари-тамплиеры участвовали в разграблении христианского Константинополя, что было частью сделки между Бонифацием Монферратским и дожем Венеции, у которого был зуб на греков этого города из-за торговых дел. Солдаты четвёртого крестового похода были убеждены, что будучи последователями восточной Православной Церкви, христиане Константинополя были еретиками; кроме того, разве не сам св. Бернар винил в неудаче второго крестового похода предательство византийцев?
Константинополь пал в кровавой оргии, сопровождавшейся святотатством, изнасилованиями и беспорядками. Можно полагать, что во время этих грабежей рыцари-тамплиеры присвоили некоторые важные святыни, такие как Крест Господень, на котором был распят господь Жизни, и тот священный предмет, который ныне известен как Туринская Плащаница. По представлениям христиан XIII века они несли в себе силу весьма особого рода.*18 Учитывая их функцию банкиров и держателей доверенного имущества, официальную секретность их ордена, не говоря уже о связи со Святой Землёй, которая людям того времени должно быть казалась полумифической, можно было выдвинуть и предположение, что тамплиеры заполучили и Святой Грааль, чем бы ни являлся этот предмет устремлений рыцарей.
Главный документ, выдвигаемый в пользу этого, это художественный рассказ Вольфрама фон Эшенбаха в «Парцифале» о небесном Граале, охраняемом «храмовниками». Рассказ самого Эшенбаха о том, как он сам получил историю Грааля, несомненно, интригующий, поскольку в нём есть аромат каких-то исторических фактов, лежащих в основе фантазии.
Вольфрам утверждает, что один из его источников, «язычник Флегетанис», оставивший документ в Толедо (знаменитом своей переводческой школой) был астрономом, причём и евреем, и, с отцовской стороны, язычником (он «поклонялся телёнку как если бы это был бог»). Флегетанис видел Грааль, его имя было написано звёздами и он был оставлен на Земле «воинством, которое поднялось выше звёзд, если их невинность вернула их назад». Вольфрам утверждает, что документ Флегетаниса был открыт «мудрым мастером» Киотом из Прованса, таким образом соединяя свой труд с лангедокскими трубадурами, столь модными при дворах Германии. Несмотря на то, что в Провансе жило историческое лицо Гиот, трубадур, учёные авторитеты выступают против идеи, что Вольфрам представляет истинную историю о своём первоисточнике.*19
Его источники, кроме высоко католических историй Кретьена де Труа, неясны.*20 Фон Эшенбах был исключительно хорошо начитан, и алхимических источников нельзя исключать. Например, его рассказ о Граале имеет мало концептуальных аналогий с идеей, что это была чаша, в которую Иосиф Аримафейский собрал кровь Христа — как говорится в «Иосифе, или истории Грааля» Робера де Борона (ок. 1210). Подход Вольфрама к своему рассказу о Граале почти полностью алхимический. Грааль отождествляется с Камнем:

«Так вы бы мне рассказали
О святом Граале...»
Отшельник рек: «Там всё священно!
Святого Мунсальвеша стены
Храмовники иль тамплиеры —
Рыцари Христовой веры —
И ночью стерегут и днем:
Святой Грааль хранится в нем!..
Грааль — это камень особой породы:
Lapsit exillis* — перевода
На наш язык пока что нет...
Он излучает волшебный свет,
Пламя, в котором, раскинув крыла,
Птица Феникс сгорает дотла,
Чтобы из пепла воспрянуть снова,
Ущерба не претерпев никакого,
А только прекраснее становясь...*22
Вот она — взаимосвязь
Меж умираньем и обновленьем!
Все это схоже с одним явленьем,
Известным у птиц под названьем линька.
А ну, мозгами пораскинь-ка —
И ты проникнешь в сущность дива!..
...Слушай дальше терпеливо.
Грааль, он тем и знаменит,
Что человечью жизнь хранит.
Тот, кто на камень глянет,
Пусть знает: хоть побьют, хоть ранят,
Семь дней уж точно он не умрет!
Это известно наперед.
Достаточно лишь посмотреть —
И невозможно умереть
В течение недели!
Диво, в самом деле!..
...Исполнен к людям доброты,
Грааль сохраняет их черты
До самой старости молодыми,
Вот только делает седыми
С теченьем лет их волоса —
Знать, здесь бессильны все чудеса!..

В ночь на пятницу страстную
Грааль, о коем повествую,
Из-под заоблачных высот
Белоснежного голубя на землю ждет.
По заведенному порядку
На камень дивную облатку
Небесный голубь сей кладет.
Так повторяется из году в год...
Облаткою Грааль насыщается,
И сила его не истощается,
Не могут исчерпаться никогда
Ни его питье, ни его еда,
Ни сокровища недр, ни сокровища вод,
Ни что на суше, в реке или в море живет.
Несметны у Грааля богатства...
Но как же попасть в Граалево братство
И как о том, что ты избран, узнать?..
Надпись на камне умей прочитать!
Она появляется время от времени
С указанием имени, рода, племени,
А также пола того лица,
Что призвано Граалю служить до конца...
Служение это и есть испытание!
Зато уготовано место заранее,
Вернейшее место в господнем раю,*23
Тому, кто жизнь отдаст свою,
Но верность Граалю сберечь старается!..
...Чудесная надпись никем не стирается,
А по прочтенье, за словом слово,
Гаснет, чтоб появился снова
Дальнейший список в урочный час
И также, прочитанный, погас...
...Когда небеса сотрясало войною
Меж Господом Богом и Сатаною,
Сей камень ангелы сберегли*24
Для лучших, избранных чад земли...»*25

_______
* Этот явно неточный латинский текст может быть понят и как «камень господа» (lapis herilis), и как «упавший с неба» (lapis ex coelis), и как «камень мудрости» (lapis elixir), и т. д. Вообще, в этой испорченной латыни Вольфрама видят не только отсутствие грамотности, но и сознательное стремление сделать текст не вполне понятным, допускающим разные толкования. — Прим. А.Д. Михайлова к переводу «Парцифаля» Л. Гинзбурга, который здесь процитирован.

Если Флегетанис (используемый здесь как псевдоним для предполагаемых восточных источников Вольфрама) видел Книгу 4.25 из известного нам Герметического Свода, он мог прочитать там историю о тарелке или кубке, посланном на землю Богом. Этот рассказ, прямо соединяя данный мифологический образ с гнозисом, был вероятно написан по-гречески в Александрии (ок. 200–300 г.), и конечно же приписывался мифическому мудрецу Гермесу Трисмегисту.

«Гермес: Бог одарил всех людей рассудком, но не умом [нус]; это не из зависти к кому-либо, ибо зависть ему чужда, она не нисходит сверху, она рождается в душах тех людей, которые лишены ума.
Тат: Почему же, отче, Бог не наделил умом всех людей?
Гермес: Он желал, о сын мой, установить его среди душ как награду, которую нужно заслужить.
Тат: И где он его установил?
Гермес. Он наполнил им большой кубок и поручил нести его посланцу, приказывая ему возвещать сердцам людским следующее: “Освятитесь, если можете, в этом кубке, вы, которые верите, что возвратитесь к тому, кто это послал, вы, которые знаете, зачем вы рождены”.
И все те, кто ответил на этот призыв и был освящен в Уме, приобрели Знание и стали посвященными Ума, людьми совершенными. Те же, кто не прислушался к призыву, те наделены лишь рассудком, они поистине владеют рассудком, но не умом, и не знают, зачем и кем они сотворены.
Их чувства напоминают чувства тварей бессловесных. Составленные только из страсти и гнева, они не созерцают то, что достойно созерцания, но предаются плотским удовольствиям и чревоугодию и верят, что в этом цель человека. Но те, кто получил дар Божий, эти, напротив, о Тат, по рассмотрению их деяний и сравнению их с деяниями иных, уже не смертны, но бессмертны. Они охватывают умом то, что есть на земле и на небесах, и то, что может быть над небесами. На высоте, которую они достигают, они созерцают Благо.»*26

Этот забавный рассказ — явно гностическая аллегория на тему свободной воли и духовной предрасположенности. Знакомство с «чашей» (греч. krater) — цель, стоящая исканий.*27 Но есть ли основания считать, что Вольфрам имел доступ к герметическим источникам? Это могло представляться маловероятным, пока в его тексте не встретилось имя Табита ибн Курры — сабейского учёного-энциклопедиста, считавшего Гермеса своим пророком, а свод герметических книг — своим писанием. Он упоминается в XIII главе «Парцифаля» как философ, «познавший сложные искусства» Там, где Вольфраму представился случай перечислить планеты, он приводит их названия по-арабски. Фактически, весь Парцифаль есть онемеченное восточное предание, и мы можем предполагать, что так было сделано для более лёгкого восприятия его читателями, и он ясно даёт понять, что источник его информации был в Толедо.
Вольфрам говорит, что Киот, узнав от Граале от Флегетаниса в Толедо, искал подоходящие латинские источники, чтобы выяснить, было ли когда-либо сообщество столь чистое, чтобы охранять Грааль. Он говорит, что нашёл ответ в Анжу (приблизительно современный Турэн). Вольфраму понравилась Анжевэнская династия и он на протяжение всего «Парцифаля» соединяет её с рассказами о рыцарях-искателях. Сам Парцифаль описывается как потомок дома Анжу, семейства, давшего и Генриха II, и его сына от брака с Элеанорой Аквитанской, учёной покровительницей трубадуров, Ричарда Львиное Сердце. Несомненно, существовала и связь Анжу с тамплиерами. Дед Генриха II Жофрэ, граф Анжу, вступил в тамплиеры в 1125 г. (передав при этом ордену значительную собственность).
Генрих II использовал тамплиеров в своих махинациях, чем защитил Вексэн от Капетингов как приданое французской принцессы. Он также пользовался услугами английского мастера Храма, Ральфа Хастингса в проведении знаменитого дела Томаса Бекета. Мастер добровольно преклонил колена перед Томасом, изгнанным архиепископом кентерберийским, чтобы побудить последнего принять условия Генриха касательно Кларендонской Конституции, которую тот хотел навязать английской церкви. При сыне Генриха Джоне тамплиерский мастер числился королевским гвардейцем, а глава английского Храма, действуя как папский посланник, был свидетелем при подписании Великой Хартии Вольностей (1215 г.).
Правая рука Генриха II, Уильям Маршалл, был соправителем вместе с Джоном Лаклэндом, в то время как брат последнего, Ричард Львиное Сердце, вёл третий крестовый поход, и во время последовавшего заключения этого короля.*28 Маршалл стал регентом Англии с 1216 г. (с момента смерти короля Джона) и до того, как Генрих III достиг совершеннолетия.*29 Он видел тамплиеров в Палестине, будучи участником крестового похода, восхищался ими, и был принят в их компанию на смертном одре в 1219 г. Он был похоронен в тамплиерской церкви в Лондоне. При Генрихе III тамплиерский брат управлял домашними финансами короля («королевским гардеробом»). У дома Анжу тамплиеры пользовались огромным доверием.
Источник Вольфрама сообщает, что как только Грааль был доставлен на землю, христианское потомство, воспитанное в чистой жизни, было облечено долгом беречь его. Это могло бы подходить к значительной части Земли, если бы не предположение, что Флегетанис был с Востока. Далее мы могли бы предположить, что этими хранителями Грааля (представление о нём алхимическое, но не обязательно еретическое) могли быть кто угодно — от сабеев Багдада или мандеев Месопотамии до таинственных носаиров северо-западной Сирии, которые могли применять разновидность такого символизма. Группы такого рода сохранились до наших дней. Во времена крестовых походов было так много разных сект, действовавших тайно или открыто на среднем и ближнем востоке — в северной Сирии, Иране, Месопотамии, Египте и Малой Азии, что любого жителя запада можно простить за то, что он так безнадёжно их перепутал. Синкретизм был движущей силой восточных религий с незапамятных времён.
Тем не менее, набор талантов, приписанный Вольфрамом Флегетанису — знание звёзд, точной астрономии, и материалы о Граале в Толедо, делают не таким уж неразумным предположение, что за вымыслом Вольфрама может скрываться его доступ к сабейской герметической литературе на греческом или сирийском языке. Герметический Свод появился в Константинополе около 1050 г. Явление его там могло произойти благодаря инстинкту сохранения тех сабеев, которые в то же время исчезли из Багдада. Константинополь пал к ногам западных рыцарей в 1204 г., и это событие упоминается в XI главе «Парцифаля».
Вольфрам мог обыграть восточные мифы, выстроенные вокруг современных ему событий: новости о христианских победах (и катастрофах) на Востоке, вместе с присвоением восточных тайн. Его работа отражает подъём дома Анжу (за счёт патронов Кретьена де Труа во Фландрии и Шампани) как защитников учёности и мудрости — и даже тайны, стоящей за сугубо евхаристической мистерией Роберта де Борона и Кретьена де Труа. Он мог даже вдохновить новый крестовый поход, основанный на более духовных мотивах, которые, если искренне следовать им, позволили бы избежать ужасного поражения крестогосцев на Рогах Хаттина в 1187 г. В этой кампании великий мастер тамплиеров, Жерар де Ридфор, совершил две роковые ошибки, которые привели к потере десятой части сил его собственного ордена и рыцарей госпитальеров.
Читатели того времени должны были быть предрасположены сравнить высокие, даже сверхъестественные идеалы храмовников Грааля с низменными делишками, характерными для периода руководства Жерара де Ридфора. Можно честно сказать, что за рассказом Вольфрама скрывается тот смысл, что ответственность за самые священные божественные мистерии была передана с Востока на Запад, а конкретно — великому дому Анжу.

Продолжение следует: http://forum.theosophy.ru/page.php?id=275